Американская военная машина. Глубинная политика, глобальная связь ЦРУ с наркотиками и путь в Афганистан - Питер Дейл Скотт

военной экономики" и заявлением Клинтона в ООН в 1993 году о том, что Соединенные Штаты будут действовать "многосторонне, когда это возможно, но односторонне, когда это необходимо "78.

Такой взгляд на американскую политику побудил некоторых, в частности Александра Кокберна, сетовать на вытеснение последовательного марксистского анализа "фундаментальным идиотизмом" и "глупостью" "заговора 11 сентября".79 Но вполне можно признать, что в американской политике есть как продолжающиеся преемственности, так и важные, скрытые и повторяющиеся внутренние разногласия, которые привели к структурным глубоким событиям в Америке. Эти события неоднократно влекли за собой трения между Уолл-стрит и CFR, с одной стороны, и все более мощными нефтяными и военными экономическими центрами Среднего Запада и техасского Солнечного пояса - с другой.

В то время, когда генерал Макартур, опираясь на поддержку Среднего Запада и Техаса, угрожал бросить вызов Трумэну и Государственному департаменту, противостояние рассматривалось как противостояние между традиционными сторонниками Европы на Северо-Востоке и сторонниками Азии в новых богатствах. На выборах 1952 года внешнеполитические дебаты велись между демократическим "сдерживанием" и республиканским "откатом". Брюс Кумингс, вслед за Францем Шурманом, писал позже о расколе даже внутри ЦРУ между "интернационализмом Уолл-стрит", с одной стороны, и "экспансионизмом в ковбойском стиле" - с другой80.

Многие вслед за Майклом Кларе определяют этот конфликт как конфликт, даже в рамках CFR, между "торговцами" и воинственными "пруссаками".81 С тех пор как к власти пришли так называемые вулканцы - в частности, Дональд Рамсфелд, Дик Чейни и Пол Вулфовиц, поддерживаемые "Проектом нового американского века", - борьба часто описывается как борьба между многосторонними сторонниками статус-кво и односторонними сторонниками, стремящимися к неоспоримой американской гегемонии.82

В основе каждого из упомянутых мною и других глубоких событий, таких как инцидент с U-2, можно увидеть соревнование между торгашеским (многосторонним) и воинственным (односторонним) подходами к поддержанию глобального доминирования США. На протяжении десятилетий воинственная фракция была в явном меньшинстве, но она также была активистской и хорошо финансируемой, что заметно контрастировало с относительно пассивным и неорганизованным трейдерским большинством. Таким образом, военная машина с ее мышлением доминирования, благодаря достаточному финансированию со стороны военно-промышленного комплекса, а также ряду глубоких событий, раз за разом, но не всегда (как в случае с Пуэбло в 1968 году), могла одержать победу.

1970-е годы можно рассматривать как поворотный момент, когда фракция меньшинства CFR во главе с Полом Нитце объединилась с руководителями корпораций военно-промышленного комплекса, такими как Дэвид Паккард, и просионистскими будущими неоконсерваторами, такими как Ричард Перл, для создания целой череды воинственных политических коалиций, таких как Комитет по современной опасности. Чейни и Рамсфелд, находившиеся в то время в Белом доме Форда, участвовали в этом наступлении на многостороннюю внешнюю политику Генри Киссинджера.83 В конце 1990-х Чейни и Рамсфелд, даже тайно дорабатывая положения КОГ, введенные в действие 11 сентября, также открыто участвовали в организации-преемнице Комитета по современной опасности - Проекте за новый американский век.

Из своего кабинета, обеспечивающего взаимодействие между ЦРУ и ВВС США, полковник Л. Флетчер Праути пришел к выводу, что существует единая секретная группа, входящая в состав ЦРУ, но не ограничивающаяся им, которая отвечает не только за инциденты в Тонкинском заливе (приуроченные к уже запланированным военным действиям против Северного Вьетнама), но и за другие глубокие события, такие как инцидент с U-2 в 1960 году (который, по мнению Праути, был спланирован и приурочен к срыву запланированной конференции на высшем уровне между Эйзенхауэром и Хрущевым) и даже убийство президента Кеннеди (после которого Тайная команда "взяла на себя все руководство войной и стала доминировать над деятельностью Соединенных Штатов Америки").84

Используя формулировки, применимые как к Корее в 1950 году, так и к Тонкинскому заливу в 1964 году, Праути утверждал, что действия ЦРУ следовали схеме действий, которая "полностью вышла из-под контроля в Юго-Восточной Азии":

Подпольный оператор ... подготавливает сцену, совершая очень незначительную и очень секретную провокационную атаку такого рода, которая обязательно вызовет открытую расправу. Эти тайные атаки, которые могут быть совершены третьими лицами или наемниками без гражданства, чьи материалы были тайно предоставлены ЦРУ, несомненно, вызовут реакцию, которая, в свою очередь, будет наблюдаться в Соединенных Штатах. . . . Это не новая игра. [но] она была доведена до высокого уровня искусства при Уолте Ростоу и Макджордже Банди против Северного Вьетнама, чтобы задать модель для атак в Тонкинском заливе.85

Я упоминаю тезис Праути здесь для того, чтобы зафиксировать свое частичное несогласие с ним. На мой взгляд, его понятие "команда" слишком узко локализует то, что я называю мышлением глобального доминирования, в ограниченной группе людей, которые не только единомышленники, но и находятся в заговорщическом общении в течение длительного времени. Он демонстрирует тот тип конспиративистского мышления, который когда-то критиковал Г. Уильям Домхофф:

У всех нас есть огромная склонность верить в то, что существует некая тайная злая причина всех очевидных бед мира. . . . [Теории заговора] поощряют веру в то, что если мы избавимся от нескольких плохих людей, то в мире все будет хорошо.86

Моя собственная позиция остается той, которую я сформулировал много лет назад в ответе Домхоффу: "Я всегда верил и утверждал, что истинное понимание убийства Кеннеди приведет не к "нескольким плохим людям", а к институциональным и параполитическим механизмам, которые составляют способ нашего систематического управления".87 Цитируя написанное мной, Майкл Паренти добавил: "В общем, заговоры государства национальной безопасности [или то, что я называю глубинными событиями] - это компоненты нашей политической структуры, а не отклонения от нее "88.

Результатом глубоких событий, о которых я говорил до сих пор, была в основном серия побед военной машины.89 Но были и другие структурные глубокие события, в частности Уотергейт в 1972-1974 годах и Иран-Контра в 1986-1987 годах, которые можно интерпретировать как временные неудачи для нее. В книге "Дорога к 11 сентября" я попытался показать, что Чейни и Рамсфелд, находясь в Белом доме Форда, горько возмущались неудачей, которую представляли собой послеуотергейтские реформы, и немедленно привели в действие ряд мер, чтобы обратить их вспять. Я утверждаю, что кульминацией этих шагов стало введение после 11 сентября давно запланированных ими положений о СОГ, сформулированных под их руководством с начала 1980-х годов.

Таким образом, со времен Второй мировой войны воинственная позиция, первоначально принадлежавшая маргинальному, но заговорщическому меньшинству, после президентства Рейгана и Буша заняла все более центральное место. Это хорошо символизирует рост влияния с 1981 года Совета по национальной политике, изначально финансируемого техасским нефтяным миллиардером Нельсоном Банкером Хантом и явно призванного нивелировать влияние CFR.90 Сравнивая 1950-е годы с нынешним десятилетием, поражает,